МОЯ БУСИНКА

   Эта статья – дань уважения и любви к очень дорогому для меня человеку, моей «Бусинке», так я ее называла. Это рассказ, в котором отразилась судьба целого поколения, рожденного до войны и ныне уходящего.

   С моей любимой бабушкой у меня связаны теплые воспоминания моего детства, юности. В детстве, когда мои родители были на работе, она оставалась главной в доме над сорванцами: моей старшей сестрой Дашей, мной, и двумя братишками Алексеем и Павлом. С детства она нас приучала к труду, порядку, уважению старших. Только она готовила с нами суп из свежей крапивы, учила стряпать пирожки, булочки, лепешки. С ней мы ходили по грибы. Проводили вечера за чтением книг. У нее была особая любовь к железной дороге, она даже, не глядя на проходящий поезд, электричку могла сказать сколько вагонов. В детстве я часто с ней занималась по математике, благодаря ей у меня была хорошая успеваемостью по этому предмету. Они с дедушкой Евтеевым Юрием Ивановичем держали хозяйство, корову, коз, и куриц. Бабушка часто кипятила молоко и мне оставляла пенку, которую я очень любила.

 Моя бабушка, Леонидова Лидия Гаврииловна, родилась 20 августа 1934г. в городе Копейск Челябинской области. 

  Родители: Негруля Гавриил Алексеевич 1900 г.р. и Коженко Анастасия Сергеевна 1907 г.р. имели большую многодетную семью из 11 детей, Лида была 5. Отец где их только не возил, жили по разным городам, все родились в разных местах.

   Вспоминая школьные годы, говорила: «В Казахстане ранняя весна уже в апреле. Мы бегали босиком по зеленой травке. На улице тепло. Отец тогда болел чахоткой, и он лежал в больнице. В то время, если человек болел тяжелой болезнью не говорили, чтоб люди веру не теряли. А к маме подошел врач и сказал, когда его выписывали в 1940 году: «Готовься, когда начнут распускаться на деревьях почки, он помрет». А ему больные, с кем лежал сказали найти собачку беременную, чтоб она родила, откормила щенков месяц и забить, вытопить жир и пить, и ты поправишься.

      Лидия Гавриловна, 23 года.

Пришлось так и сделать, что только не сделаешь ради своего здоровья. Он поправился, почувствовал, что он здоровый в больницу не пошел. Пошел в военкомат, хотел идти на войну, но боялся, что мы с голоду помрем, а советская власть о нас позаботится, но его документы посмотрели и выгнали. Ему было на то время 43 года, он раза три к ним ходил, а его выгоняли, потом поехал в район, потом посылал документы в область. В январе 1943 г. кто-то на него обратил внимание. Проверили его, сделали комиссию и взяли его в труд- армию в Барнаул, там он немного побыл и его перевели в Бийск на танковый завод. В начале июня 1943 г. он прислал «треугольник» полевой почтой и наш адрес, написано было химическим карандашом «Надя, я попал в веселую семью танкистов, они собрали танк, иду на передовую. Полевая почта. Пока не пиши мне ничего». Вот так он ушел на войну и больше никогда о нем ничего не слышали, и не видели.

    В 1941г. мне было 7 лет. Я пошла в 1 класс. А обувь моя была из скотской шкуры. Мама сделает круг, зашнурует и сзади заделает шпагатом, вот в этом я и ходила. Снег таял, а морозов не было, но пока дойду до школы все ноги мокрые. Приду в школу и плачу, а учительница, Екатерина Ивановна, говорит: «Лида, что ты плачешь?» А я мне папу жалко, но что ноги замёрзли, что мокрые не говорила. Детям мама шила штаны, рубашки, телогрейки из мешка. А жили мы в землянке, выкопанная земля примерно с метр, а наверху из глиняных кирпичей, окно на полу. «Давали земли по 15 соток. Садили на поле кукурузу, подсолнухи, тыкву, картошку, но она мелкая была. Транспорта своего у нас не было, от колхоза по очереди давалибрички, запряженные в быка, или в двух. И вот если мама успеет это собрать, то успеет. Кочаны кукурузы росли большие, а те что попозже, то помельче. Пока ее очередь на бричку подойдет, поедет собирать, что осталось, что не утащили. Большие кукуризины повыломают, подсолнухи большие снимут, и вот что останется, то нам. На мельнице перемелют из кукурузы муку. Мама готовилаиз кукурузылепешки «мамалыгу». Подсолнухи возили в районный центр в Талдык Курган, взбивали масло подсолнечное. Хлеб давали по карточкам. Это был не хлеб, а пластилин: там были и окурки, и веревки от мешков, и солома. А я до крошки хлеб разберу, все что плохое выкину, а то что оставалось, ела, не знаю, как я выжила. А вот когда война кончалась, появился белый пушистый хлеб, как же я его ела. Я, когда даже сюда в Сибирь 1953 году приехала, не могла наесться хлеба. Вот вагон-лавка ходил. Возьму булку хлеба, солью посыплю и с водой, полбулки за раз съедала. Было хлопковое масло, растительное очень редко было».

Подробнее: Моя Бусинка.