Мы - голодные дети войны,
С обожжёнными порохом душами.
Был нам жмых и обедом, и ужином,
Но зато нам теперь нет цены.
Анатолий Лисица

  В наше время, когда стараются исказить историю Великой Отечественной войны 1941-1945гг, особенно ценны для нас воспоминания свидетелей этой величайшей трагедии нашего народа.

 Тагнинский музей представляет вашему вниманию воспоминания Журкиной (Разумович) Екатерины Максимовны 24.07.1940г.р., в настоящее время проживающей в с.Тыреть. Её детство прошло на Украине, на оккупированной фашистской Германией территории.
Первым делом немцы насаждали там свой новый порядок: назначались в деревнях и селах — старосты. Порядок в сельских районах обеспечивали полицейские. Особой жестокостью отличались бандеровцы. Партизаны оказывали им сопротивление: взрывали мосты, коммуникации противника и выводили из строя железные дороги.

Журкина (Разумович) Екатерина Максимовна

  «Я родилась на Украине. Когда началась война, мне еще и года не было. Мои родители: отец - Разумович Максим Федорович, мама – Разумович Устинья Прокопьевна.

  О том, что батька наш был партизаном, а мама ему помогала, мы узнали только после войны, когда переехали в Сибирь. Отец был сапожником, ездил по деревням латать обувь. Как мы потом поняли, это ему помогало собирать важные сведения о противнике и передавать партизанам.

  Три с половиной года мы жили в немецкой оккупации. Помню, что нас бомбили. Во время бомбежки приходилось прятаться в подвалах. Мама маленькую сестричку родила прямо в подвале, завернула ее в юбку, так и таскала её. Мы сильно голодали. Ходили собирать колоски на полях. Кругом были бандеровцы, которые издевались над нами больше, чем немцы. Однажды они маму избили так, что еле-еле мы ее спасли. Три месяца лежала избитая, вся синяя была.

  Я помню, как бандеровцы донесли немцам, что наш отец партизан, и они пришли к нам домой. Перед их приходом мама нас всех детей высадила на соломенные матрасы, которые лежали на полу, прямо на досках. Мама была беременна на девятом месяце. В дом зашли три немца в фуражках с кокардами, наверное, офицеры. Начали спрашивать, где хозяин. Мама сказала, что не знает, в каких деревнях он сейчас латает обувь. Немцы, показывая на живот, спрашивали, откуда он. Мама сказала: «Это ваш, ваш! Это немец сделал мне ребенка!». Я до сих пор удивляюсь, как это она сообразили сказать. Немец закричал: «Гуд! Гуд!» (хорошо) и начал стрелять в потолок и дверь. Всю дверь изрешетил. Один из немцев, мама вспоминала, каким-то нехорошим словом ее обозвал: то ли молодцом, то ли стервой, что-то в этом роде. Когда немцы ушли, мама нас посадила на печку и подняла матрас, а там папа вниз лицом лежал на этих досках. Он чуть не задохнулся тогда, потому что солома, пыль, грязь. Его вырвало. Вот так мама спасла отца, посадив нас на матрас.

  А утром опять пришли к нам немцы, принесли нам две котомки еды: консервы, карамель (твердая, как карандаш), сделали новую дверь. Вроде как в благодарность за то, что она беременна от немца. Вот так мама спасла нас, своих детей.
  Еще, помню, в сенях у нас будка большая стояла, хотя собаки у нас никогда не было. Мама только после войны нам рассказала, для чего нам нужна была эта будка. Оказывается, когда была бомбежка, к нам в сад упала бомба, и получилась большая яма. Отец из этой ямы сделал лаз в сени и в эту будку. Потом через этот лаз заходил в дом и общался с мамой. А мы об этом ничего не знали.
  Немцы жили в большом доме через дорогу. Русских заставляли их кормить. Мама ходила к ним чистить картошку и варить.
  Шел уже 1944 год. Близилось освобождение Украины. Усилились действия партизан: взрывали мосты, все больше немцев погибало от подрыва гранат.      Мне было тогда 4 года, но я помню, как вытаскивали из реки Буг, утонувший там после подрыва моста, танк. Из танка вытащили трех погибших немцев, а еще много-много продуктов: водку, шнапс, консервы. Немцы были белые-белые, а продукты ничего – хорошо сохранились. Вспоминается день, когда мать одного из погибших в танке немцев приехала хоронить. Она вся в черном шла в центре, а по краям шли женщины с рюкзаками. Мы, дети, бежали сзади за процессией и кричали «Цукер! Цукер!». Женщины из рюкзаков доставали нам конфеты, чтобы мы поминали ее сына».

О детях на войне так написал А.Никищенко:

«Война - не место для детей!
Здесь нет ни книжек, ни игрушек.
Разрывы мин и грохот пушек,
И море крови и смертей.
Война – не место для детей!»

  « Мой отец пришел с войны в 1947 или 1949 году, сильно израненный. Я его плохо запомнила. Только помню со спины, как он идет и сильно хромает. Видимо, в партизанском отряде не было нужных медикаментов, и у него загноилась рана. После возвращения он в скорости умер».
«Где-то в 1950-ом году стали вербовать желающих работать в Сибири. Мама сказала: «Поедем в Сибирь: там, на березах калачи растут». Мы ей поверили, думали, что, правда, там, на березах калачи растут. Тетки отговаривали мать: «Куда ты везешь детей? Там живут одни ссыльные! Ты детей своих там угробишь!». А мама отвечала, что мы и здесь скоро погибнем от голода и холода.

  Но чтобы завербоваться, надо было, чтобы в семье было два работника. Тогда вербовщик сделал нашей старшей сестре 1935 г.р. новое свидетельство, где добавил ей полтора года. Выдали маме и сестре по 50 рублей, а нам – по 25 рублей. Это были в то время большие деньги.
В Сибирь мы ехали почти полтора месяца. Везли нас в товарном вагоне, как лошадей. Внутри нары, на них матрасы, набитые соломой. В нашем вагоне ехало три семьи. Нам выдали продукты на дорогу и из дома взяли с собой, у кого что было.
По дороге, где-нибудь в лесу, поезд останавливался, пассажиры вытаскивали таганки на трех ножках и каганки (котелки), в которых варили. Могли стоять по 2-3 дня. Когда дорога освобождалась, нас пропускали, и мы ехали дальше. В поезде ехал врач и много других всяких начальников нас сопровождали. Поезд весь был украшен плакатами, цветами: первые переселенцы с Украины едут в Сибирь! Все мы надеялись на лучшее и, конечно, часто пели в дороге. Мама, я и сестры очень хорошо пели. Я всю жизнь пела, даже в Москву ездила петь!. Так вот, когда поезд останавливался, мы выходили на площадку: переход такой между вагонами, настил. Поднимались на мостки и пели. Мама варит, кто-то за водой бежит к какому-нибудь озерку, а мы поем.

  Однажды перед мостом через реку Урал, случилось ЧП: поезд без предупреждения тронулся с места, дернулся – и моя сестра упала прямо перед мостом. Все стали кричать, мама стала махать красным (а надо было белым!), но поезд остановили. Стали сестру искать всем поездом, но нет нигде. Подумали, что она упала в воду и утонула. Маме стало плохо, ее несут на носилках, откачивают. И тут какой-то мужчина кричит: «Стойте, стойте! Вот она!». На берегу, на обрыве был большой валун, и он ее задержал, не дал ей упасть в воду. Сестра вся избитая, в синяках, ссадинах, катилась по камням на насыпи. Приехала скорая, стали ее откачивать, уколы ставить. Все обошлось на этот раз. Едем дальше. Иногда нам на дрезине подвозили воду к поезду и все бежали с котелками, чтобы набрать воды.
Перед Новосибирском стояли долго, два с половиной дня. Кто с треногами, котелками варить начал, а я – за цветами. Очень люблю цветы собирать. Бегаю, собираю, а поезд без предупреждения «ту-ту-ту» - тронулся. Кто с котелками, кто с супом, кто с треногами бегут, их в вагоны тащат, а я самая последняя в последний вагон с этим букетом. Меня за руку схватили, вся рука была разбита, но букет я все равно не бросила. Раздолбило мне всю руку. Уже в Новосибирске поезд остановили, подъехала скорая, увезли меня в больницу, собрали руку по косточкам, наложили гипс.
От Новосибирска уже ехали быстрее. Поезд останавливался только на 2-3 часа. И проводник бегал вдоль вагонов и предупреждал: «Сейчас поедем, сейчас поедем». И мы все – в вагон!

  В сентябре приехали на станцию Тыреть. Нас встречают с цветами и плакатами. Стоят машины, трактора, кони с телегами. Кого куда повезли, а нас привезли в Андреевку. Встречали нас в школе с богато накрытыми столами. Мама стала работать в школе уборщицей, сестру отправили работать в овчарню. В колхозе держали много овец. И волков было тоже много. В ночь по 7-10 овец загрызали волки. Мои сестры все там работали: кормили, поили овец.

  В 1953 году переехали мы в Моисеевку. Шестой и седьмой класс я училась уже в Моисеевке, хотя ходить было не в чем и мы с сестрами по очереди обувь носили.

Журкина Е.М.с подругами в дер.Тагна, первая справа 

  На короткое время мы уезжали на Урал, где я работала весовщиком, учетчицей. На току зерно принимала, потом с девчонками его лопатили, на клеветоне веяли.
  Но в марте 1956 года мы вернулись в Сибирь и стали жить в деревне Тагна. Мама стала работать на птичнике, который находился в старом большом амбаре, и пекла хлеб для мобилизованных. Летом мы ездили на Роговский сено косить. Была помощником повара и сено косила, всегда в первом ряду. Здесь я познакомилась со своим будущим мужем Журкиным Николаем Петровичем, который тоже был передовиком. Работала я всегда добросовестно: и кассиром, и продавцом, и завхозом. Вместе с мужем мы воспитали трех детей и племянницу. У нас 20 внуков и 21 правнук. Так я стала сибирячкой. До сих пор веду активный образ жизни, участвуя в художественной самодеятельности в составе группы «Надежда» при Тыретском Доме Досуга, где мы поем, вяжем, принимаем участие в культурных мероприятиях».

Журкина (Разумович) Екатерина Максимовна с мужем.

Воспоминания записаны со слов Журкиной Е.М, Литвинович С.К.-хранителем музейных предметов

Тагнинского филиала МБУК «Заларинский РКМ».

Просмотров: 199 Опубликовано 21.06.2023 09:26

---